ПАДЕНИЕ ЧЕРНОМОРСКОЙ ТВЕРДЫНИ (20 июня — 3 июля 1942 г.)
ПАДЕНИЕ ЧЕРНОМОРСКОЙ ТВЕРДЫНИ (20 июня — 3 июля 1942 г.)
Последний период боев за Севастополь можно условно поделить на два периода: до 29 июня, когда войска 11–й немецкой армии были заняты ликвидацией отдельных опорных пунктов на Северной стороне и занятием исходных позиций для штурма Сапун-горы, и после 29 июня, когда в результате решительного штурма позиций тылового рубежа обороны вся территория СОРа была занята противником.
Таблица 3.11
АКТИВНОСТЬ НЕМЕЦКОЙ АВИАЦИИ НАД СЕВАСТОПОЛЕМ В ПЕРИОД С 20 ИЮНЯ ПО 1 ИЮЛЯ 1942 Г. (ЧИСЛО САМОЛЕТО-ПРОЛЕТОВ САМОЛЕТОВ ВСЕХ ТИПОВ)
День Линия фронта Тыловые объекты (город, порт, аэродромы, укрепления в глубине обороны) Всего по данным советской ПВО 20.6 194 401 595 21.6 263 266 529 22.6 480 256 736 23.6 ? ? 400 24.6 ? ? более 500 25.6 ? ? до 500 26.6 ? ? более 500 27.6 ? ? до 600 28.6 ? ? ? 29.6 ? ? более 1500 30.6 ? ? около 700 01.7 ? ? до 700С точки зрения действий авиации периодов было больше, и ее активность по дням распределялась весьма неравномерно. С 3-й ОАГ все ясно — из-за понесенных потерь ее численность постоянно сокращалась. Пропорционально ей сокращалась и боевая деятельность. Что же касается VIII авиакорпуса, то его деятельность шла волнообразно: довольно активно до 23 июня, затем — период относительного затишья на время подготовки к финальному наступлению, после чего был достигнут пик активности в решающие дни 29 и 30 июня. Впрочем, обо всем по порядку.
3-й штурм Севастополя 17 июня — 2 июля 1942 г. (схемы).
20 июня самолеты 3-й авиагруппы произвели на штурмовку войск противника шесть вылетов Ил-2, два И-16, три И-153 и один И-15бис в сопровождении восьми Як-1. После 18 июня, когда советские штурмовики в последний раз понесли тяжелые потери, боевая работа осуществлялась следующим образом. Первый, наиболее крупный налет производился на рассвете, когда немецкие истребители еще не успевали «зависнуть» над аэродромом Херсонесский маяк. Группа Ил-2 в сопровождении «яков» взлетала в сторону моря, там набирала необходимую высоту и далее шла к цели вдоль берега. После удара, который, как правило, имел своей целью скопления войск противника на Северной стороне, самолеты кратчайшим путем возвращались на свой аэродром. Действуя подобным способом, им удавалось избежать обнаружения до момента удара по цели. Взлетевшие по тревоге немецкие истребители не успевали перехватить группу в воздухе, а звено, висевшее над аэродромом, зачастую не вступало в бой, относясь с уважением к числу «яков» прикрытия. Затем в течение всего дня вылетов не совершалось — это было время господства немцев, которые своими бомбами вдоль и поперек перепахивали небольшую территорию СОРа, не забывая при этом и Херсонесский маяк. Им подыгрывала артиллерия всех калибров. «Мощность огневого налета, — указывалось в отчете 3-й ОАГ, — выражалась по отдельным аэродромам от 400 до 700 снарядов в сутки, шквалами по 40—70 снарядов в короткий отрезок времени. Обычно эти налеты начинались с началом полетов на аэродроме… Потери личного состава и материальной части (на аэродроме Херсонесский маяк), несмотря на принятые меры укрытия самолетов и личного состава, значительны». Тем не менее перед закатом расстрелянный и разбомбленный аэродром оживал. Запуск моторов осуществлялся непосредственно в капонирах, откуда самолеты выруливали и немедленно взлетали. В воздух поднимались истребители старых типов, которые небольшими группами, а иногда и одиночно наносили штурмовые удары по батареям и огневым точкам, наиболее досаждавшим советским войскам в течение дня. Удары наносились с бреющего полета или с небольшой высоты с пологого пикирования, так что кружащие над аэродромами пилоты «мессершмиттов» далеко не всегда замечали цель. По немецким данным, с 20-х чисел активность противника в воздухе упала до нулевой отметки, что было не совсем справедливо, но если сравнить вес боевой нагрузки, сбрасываемой каждой из сторон, то это заявление не кажется уж таким неверным.
21 июня был последним днем, когда 3-я ОАГ в последний раз попыталась в открытую противостоять противнику. Игнорируя опасность, группа Ил-2 попыталась прорваться к фронту под защитой девяти Як-1 6-го и 45-го иап. Это привело к воздушному бою с восьмеркой «мессершмиттов» III/JG77, которую возглавлял лично Голлоб. Немцы доложили о пяти победах, а на самом деле сбили «яки» летчиков Ионова (погиб), Каноева (спасся на парашюте) и Поддубного (ранен). Ответная заявка на четыре подбитых Bf-109 не подтверждается. Прорвавшиеся к цели штурмовики уничтожили пять автомашин, четыре миномета и до трех взводов пехоты.
Тем же вечером Октябрьский дал очередную оценку обстановки, сложившейся под Севастополем:
«Информация для ориентировки.
1. Большинство моей артиллерии молчит, нет снарядов, много артиллерии погибло.
2. Авиация противника летает весь день на любой высоте, ищет по всем бухтам плавсредства, топит каждую баржу, каждый катер.
3. Наша авиация, по существу, не работает, сплошной обстрел, непрерывно летают Me-109.
4. Весь южный берег Северной бухты — теперь передний край обороны. Пулеметный огонь с того берега.
5. Город разрушен, разрушается ежечасно, горит.
6. Противник захлебывается, но все еще наступает, живой силы у противника нет, все перебили. Противник собирает всех связистов, хозяйственников, обозников, собирает из дивизии батальон и бросает в бой. Все он решает сейчас авиацией, артилерией (снарядов у него неограниченно много) и танками. Сейчас штурмует равелины 12-дм артиллерией.
7. Противник много и беспощадно расстреливает солдат за вялость, нежелание наступать.
8. Мы, сокращая фронт, собираем все в кулак, силы еще есть. Главное — боезапас.
9. Полностью уверен, что, разгромив 11–ю немецкую армию под Севастополем, добьемся победы. Победа будет за нами, она уже за нами».
И далее, несмотря на весь кажущийся оптимизм предыдущих пунктов:
«10. История запишет разбитого победителем, победителя — разгромленным. Октябрьский».
Иными словами, даже сам командующий СОРом уже не верил, что район можно удержать, успокаивая себя мыслью, что победа врага окажется поистине «пирровой».
21-е стало последним числом, когда сумма дневных и ночных вылетов самолетов 3-й ОАГ превысила сотню. Затем последовал стремительный спад. Днем 22-го из-за приближения линии фронта и непрекращающегося обстрела был оставлен аэродром Куликово поле. Вечером немцам все-таки удалось перехватить группу штурмовиков и сбить из ее состава Ил-2 ст. лейтенанта Горкуна. Охота на утренние и вечерние штурмовики продолжалась и на следующий день. Вечером тех суток обер-лейтенант Сетц записал в свой дневник: «В воздухе почти ничего не происходило. Сегодня с утра я совершил прогулку над фронтом. В легкой облачности над Севастополем обычный артиллерийский и бомбовый фейерверк. Я летел на 1500 м. Зенитки почти не стреляли. Я не поверил своим глазам, когда единственный биплан рядом со своим аэродромом занимался околоземной акробатикой. Через минуту он был сбит». Возможно, что 81-й жертвой немецкого аса стала «чайка» летчика Канченко, который, по советским данным, упал на землю после того, как получил ранение при штурмовке. Не исключено, что атаковавшую пару «мессершмиттов» просто не заметили — к тому времени служба ВНОС Севастопольского базового района ПВО частично была истреблена, а частично влилась в состав наземных частей. Хотя немцы претендовали на воздушные победы 24 и 27-го числа, по-видимому, И-153 Канченко стал их жертвой в небе Севастополя.
Тем временем бомбардировщики VIII авиакорпуса продолжали наносить точечные удары по советским оборонительным позициям. В большинстве своем они достигали цели. В своем вечернем донесении 23 июня Октябрьский указывал: «Непрерывные бомбардировки противника, выводящие из строя целые батальоны, непрерывные отражения танковых атак и пехотных привели к потере 50% основного состава войск. Мы потеряли много матчасти артиллерии. Войска значительно утомлены. Исходя изданных соотношения сил при отсутствии резервов, части СОРа не в состоянии удержать прежние рубежи обороны линии фронта 40 километров… (далее командующий давал географическую привязку нового рубежа обороны).
При условии ежедневной подачи пополнения, боезапасов этот новый рубеж обороны будем оборонять с прежним упорством. При задержке и перебоях в получении помощи и этого рубежа не удержать. Самые тяжелые условия обороны создает авиация противника. Авиация ежедневно тысячами бомб все парализует. Бороться нам в Севастополе очень тяжело. За маленьким катером в бухте охотятся по 15 самолетов. Все [плав]средства перетоплены. Помогите бороться с авиацией противника. Все войска продолжают драться героически».
Командующий СОРом отнюдь не сгущал краски. В связи с прекращением активной фазы борьбы в воздухе с 20-х чисел июня летчики 77-й истребительной эскадры возобновили полеты в качестве истребителей-бомбардировщиков с четырьмя SC-50 на внешней подвеске. Отчасти это делалось и потому, что вступивший 23 июня временно в командование VIII авиакорпусом полковник фон Вильдт (Рихтгофен с частью штаба убыл в район Харькова для подготовки действий корпуса по плану «Блау») посчитал необходимым дать отдых пилотам бомбардировщиков. Их нагрузка к этому времени превышала все мыслимые для человека нормы. Обер-лейтенант Янке (Jahnke) из группы III/LG1 писал: «По моей летной книжке я подсчитал, что только с Михелем (очевидно, имелся в виду пилот бомбардировщика, в то время как Янке служил штурманом. — М. М.) вылетал 81 раз с 10 мая по 2 июля 1942 г. 2 и 4 июня по три раза в день с 6 часов до 12.30, 6 июня — четыре раза, 7 июня — пять раз и 11 июня даже семь раз на Севастополь. Каждый раз атака с пикирования иногда с единственной бомбой. Иногда в день мы производили до 16 пикирований. Мне кажется, что это произошло 26 июня, когда во время семи вылетов между 04.15 и 15.25 мы должны были наносить удары в 15 (!!!) метрах от нашего переднего края и должны были попасть. Это было трудное дело, особенно для того, кто должен был контролировать сброс. Я, к сожалению, не уверен, что все произошло там так, как должно было».
23 июня впервые за длительный промежуток времени «юнкерсы» группы III/LG1 не поднялись в воздух ни разу. Помимо отдыха начался отвод части сил корпуса в район Харькова, откуда 28 июня группа армий «Юг» начала «решающее» наступление летней кампании 1942 г. Одна за другой между 24 и 28 июня из Крыма убыли группы III/KG76, M/StG77 [уточнить номер части — Прим. lenok555] и III/JG3. Группа III/JG77 передислоцировалась на аэродромы Керченского полуострова, чтобы сменить направляемую в бассейн Средиземного моря 1-ю группу этой же эскадры. Вследствие всех этих событий в период с 24 по 27 июня самолеты авиакорпуса совершали в среднем по 400 самолето-вылетов в день, хотя в предыдущую неделю эта цифра держалась на уровне 671. Тем не менее защитники Севастополя не почувствовали никакого облегчения — с учетом сократившейся территории СОРа и уменьшения числа потенциальных целей интенсивность налетов осталась на старом уровне, если не возросла. Почти все участники обороны города вспоминают о «мессершмиттах», которые носились над землей на бреющей высоте. В отчете 3-й ОАГ писалось: «Не встречая почти никакого противодействия с земли, высоты бомбардировщиков снижены до 800—1000 метров, а истребители систематически охотятся даже за отдельными автомашинами». Впрочем, охота шла не только за машинами, которые в условиях нехватки бензина и так совершали весьма ограниченное число рейсов, а за повозками и отдельными группами людей. Для противодействия «воздушным пиратам» командование базового района ПВО организовало «пулеметные засады». Они представляли собой счетверенные установки пулеметов «максим» на автомобильном шасси, которые в количестве одной-двух занимали хорошо замаскированные позиции вдоль дорог. Вполне возможно, что «мессершмитт» фельдфебеля Бернауера (Bernauer) из 4/JG77, который, по немецким данным, «упал на землю по неизвестной причине над Севастополем» 27 июня, был сбит именно такой установкой. Конечно же, уничтожение одного истребителя не могло заставить немцев отказаться от подобного рода охоты. Все дневные перемещения по территории СОРа сократились до минимума, а за короткую летнюю ночь немногочисленные уцелевшие транспортные средства даже не успевали развезти те скудные запасы боеприпасов, которые доставляли подводные лодки и транспортная авиация.
Последняя в составе 20 ПС-84 Московской авиационной группы особого назначения (МАГОН) ГВФ впервые доставила грузы в Севастополь в ночь на 22 июня. В течение десяти ночей, последней из которых стала ночь на 1 июля, самолетами МАГОН было совершено 238 самолето-вылетов (из них 110 с посадкой, 128 на сбрасывании грузов на парашютах), перевезено в Севастополь и из Севастополя 227548 кг груза и 2212 человек, учитывая 38, доставленных в Севастополь.
УЧАСТИЕ ЛЕТЧИКОВ МАГОН В СНАБЖЕНИИ ОСАЖДЕННОГО СЕВАСТОПОЛЯ В ИЮНЕ 1942 ГОДА*
В период с 21 по 30 июня 1942 года в снабжении осажденного Севастополя принимали участие 20 самолетов ПС-84 из состава Московской авиационной группы особого назначения (МАГОН) Главного управления Гражданского воздушного флота.
Ниже представлена хроника их ежедневной деятельности с Краснодарского аэродрома:
— Ночь с 21 на 22.06.1942: вылетело 6 ПС-84, 1 вернулся из-за «потери ориентировки». 5 ПС-84 доставили в Севастополь 8937 кг боеприпасов и продовольствия, обратно вывезли 56 человек (54 раненых и 2 «бойца»).
— Ночь с 22 на 23.06.1942: вылетело 12 ПС-84, 1 вернулся из-за «отказа мотора». 11 ПС-84 доставили 19 835 кг грузов, обратно вывезли 172 человека (в том числе — 138 раненых) и 600 кг груза.
— Ночь с 23 на 24.06.1942: вылетело 12 ПС-84, 5 «возвратились согласно приказу из-за метеоусловий». 7 ПС-84 доставили 12 390 кг грузов, обратно вывезли 121 человека (в том числе — 97 раненых).
— Ночь с 24 на 25.06.1942: вылетело 13 ПС-84, 2 вернулись из-за «потери ориентировки» и «неисправности мотора». 11 ПС-84 доставили 17 567 кг боезапаса, обратно вывезли 196 человек (в том числе — 168 раненых).
— Ночь с 25 на 26.06.1942: вылетело 14 ПС-84, 1 вернулся из-за «неисправности матчасти — горение». 13 ПС-84 доставили 22 886 кг груза, обратно вывезли 250 человек (в том числе — 174 раненых) и 800 кг груза.
— Ночь с 26 на 27.06.1942: вылетело 15 ПС-84, которые доставили 27 741 кг боезапаса, обратно вывезли 286 человек (в том числе — 245 раненых и 41 человека летно-технического состава), 1900 кг «разных грузов».
— Ночь с 27 на 28.06.1942: вылетело 15 ПС-84, которые доставили 28 380 кг боезапаса, обратно 14 ПС-84 (1 оставлен по приказу командования в Севастополе) вывезли — 333 человека (в том числе — 326 раненых, 7 «пассажиров» или «эвакуированных»), 350 кг грузов.
— Ночь с 28 на 29.06.1942: вылетело 14 ПС-84, которые доставили 26 917 кг груза (в том числе — 24 924 кг боезапаса, 1993 кг продовольствия), обратно 13 ПС-84 (1 поврежден и оставлен в Севастополе) вывезли 301 человека (в том числе — 284 раненых, ^ пассажиров [уточнить число — Прим. lenok555], из них — 6 членов экипажа поврежденного ПС-84), 580 кг грузов.
— Ночь с 29 на 30.06.1942: вылетело 15 ПС-84, которые доставили 26 749 кг груза (в том числе — 25 124 кг боезапаса, 1625 кг продовольствия), 4 человека пассажиров (бригада ПАРМа), обратно вывезли — 186 человек (в том числе — 7 раненых, 179 «пассажиров», «бойцов и командиров», «командного состава»), 3050 кг грузов.
— Ночь с 30.06.1942 на 01.07.1942: вылетело 16 ПС-84, 3 вернулись по различным причинам. 13 ПС-84 доставили 25 376 кг груза (в том числе — 23 650 кг боезапаса, 1721 кг продовольствия), обратно 14 ПС-84 ( с оставленным 28.06.1942) вывезли 271 человека (в том чиоле — 49 раненых, 222 пассажира, «летного состава и комсостава», «командного состава»), 3490 кг «важного груза», «ценных грузов».
*Справка подготовлена К. Б. Стрельбицким специально для М. Э. Морозова.
Таким образом, всего 20 самолетами ПС-84 МАГОН было перевезено в Севастополь и из Севастополя 227 548 кг груза и 2212 человек, учитывая 38, доставленных в Севастополь.
Согласно итоговым цифрам, содержащимся в архивных документах, всего было совершено 229 или 238 самолето-вылетов (из них 110 с посадкой, 128 на сбрасывании), общий налет составил 595 ночных часов, доставлено в Севастополь, по различным данным, боеприпасов и продовольствия 218, 218,197, 218,2 или 234 тонны (или 212 тонн боеприпасов и 18,5 тонны «прочих грузов», то есть всего 230,5 тонны) и 38 человек. Из Севастополя было вывезено, по различным данным, раненых, бойцов и командиров 2136, 2162, 2164 или 2174 человека (включая отдельно 520 «бойцов и командиров»), в том числе — 1534 или 1542 раненых, а также грузов общим весом 3,4, 11,77 или 11,8 тонны.
Потери материальной части составили 1 самолет ПС-84 (регистрационный номер — «Л-3997»), который 28.06.1942 «при посадке при рулежке на Севастопольском аэродроме самолет попал в воронку от авиабомбы, подломил шасси и винты» и был оставлен в Севастополе «в ожидании заводского ремонта». По одним данным, он был потерян: «впоследствии попадания снаряда этот самолет был сожжен», по другим — «в связи со сложившейся обстановкой 1 июля с. г. самолет был сожжен при бомбежке противн.» или «сожжен на аэродроме нашей бригадой в г. Севастополе при оставлении города Севастополь нашими войсками».
Доставленная 29.06.1942 для ремонта этого самолета бригада полевой авиаремонтной мастерской МАГОН в составе 4 человек во главе с начальником ПАРМа не была эвакуирована из Севастополя и официально числится «пропавшей без вести».
Также «пропавшим без вести в городе Севастополе» числится штурман одного из самолетов ПС-84 (офицер ВВС ЧФ), не вернувшийся на аэродром к отлету машины.
Эта сухая статистика не дает представления о тех условиях, в которых приходилось действовать гражданским и морским (каждый «Дуглас» обеспечивался штурманом из состава 116-го мрап) летчикам при совершении этих полетов. Вот как вспоминал о них заместитель командира 3-й ОАГ полковник Раков:
«Принимать действительно едва успевали, но не только потому, что самолетов было много. Ночью самолет так, как днем, не посадишь. Пока один приземлится и отрулит, другой должен ждать. А тут условия были просто немыслимые по обычным представлениям. Самолет шел на посадку вслепую, не видя привычных стартовых огней, просто на середину аэродрома, обозначенную фонарем «летучая мышь», или туда, где он только что видел короткую вспышку прожектора. Едва самолет выравнивался и еще, по существу, не начиналось выдерживание для погашения скорости, луч прожектора гас, и самолет повисал в воздухе в ожидании соприкосновения с землей. Летчик завершал посадку в полнейшей темноте, совершенно не видя земли. Приземлившись в таких условиях, он разворачивался и начинал рулить, стараясь хоть приблизительно выдержать нужное направление.
А сзади, где только что короткой вспышкой блеснул прожектор, предупреждая об опасности врезаться в землю, уже рвались снаряды. Машина с прожектором мчалась без огней на новое место, чтобы посветить оттуда следующему самолету, заходящему на посадку.
Тяжелый снаряд угодил в капонир, стоявший недалеко от границы летного поля, как раз в направлении посадки. Балка, перекрывавшая капонир, торчмя встала над крышей. Как бы садящиеся самолеты не зацепились за нее!
Один из шедших на посадку был отправлен красной ракетой на второй круг. Другой же, считая, что эта ракета не ему, упорно снижался, да еще с «недомазом».
Вторая ракета, третья… Но летчик, видимо, решил, что отправляют на второй круг кого угодно, только не его, и упорно шел на посадку, подсвечивая себе самолетными фарами. Стойка шасси ударила прямо по балке. Та упала и перестала угрожать идущим на посадку самолетам. Виновник же этого события выровнял под свет ракеты самолет и, сев на одну ногу, после короткого пробега развернулся, как танцор, описав полный круг. Прожектор, прижавшись к другой стороне аэродрома, короткими вспышками подсвечивал прибывающим самолетам.
Отрулив в сторону, «Дугласы», следуя мигающему глазку электрического фонарика, доходили до отведенного им места. Там они останавливались. Открывалась дверца, и бойцы начинали вытаскивать ящики с патронами.
Освободившись от груза, самолет принимал намеченную к отправке группу, запускал моторы, и летчик, убедившись, что никто не заходит на посадку и не рулит ему навстречу, почти с места шел на взлет.
К поврежденному самолету между тем подоспел тягач и, хотя буксировать далеко было опасно, так как шасси могло сломаться полностью, сумел все же оттащить его в сторону.
Техник, моторист, летчик, штурман, радист — весь экипаж, понимавший, чем грозит задержка с вылетом, работал не покладая рук почти всю ночь. Шасси они починили, однако исправить колесо было невозможно. Его переломило при ударе. Замены не нашлось, но выручила русская смекалка. Техник сумел приспособить к стойкам шасси нечто вроде лыжи, наподобие той, какую приспосабливали деревенские мужики вместо сломанного колеса под ось телеги. Но самолету на такой культяпке взлететь трудно. Тогда под конец этой лыжи смекалистый техник приделал колесо с неисправного штурмовика. Конечно, оно было другого размера, но зато могло все-таки крутиться.
Перед утром экипаж рискнул взлететь. Самолет повело в сторону, развернуло на 90 градусов, затем он, набрав немного скорости, накренился на здоровую ногу, побежал и… взлетел!
Убрать такое шасси было, конечно, нельзя, но это уже и не имело решающего значения. Летали же когда-то на самолетах, шасси которых вообще не убиралось. «По-2», ставший боевым самолетом во время войны, тоже шасси не убирал.
Разумеется, экипажу предстояло еще решить проблему посадки. Дело рискованное при неисправной стойке. Как именно поступил летчик, я сейчас сказать не могу. Это произошло уже в другом месте, далеко от Севастополя, из которого уходили наши войска.
Посадка в «Дугласы» проходила, в общем, в нормальных условиях, правда, очередной группе нередко приходилось бежать к самолету под огнем противника».
Еще один аспект сложившейся с началом транспортных полетов обстановки показал в своих мемуарах К. Д. Денисов:
«Всем нам запомнилась полная драматизма картина того периода в районе Херсонеса. Рядом с аэродромом в балке по ночам сосредотачивали раненых бойцов и офицеров. Находились они там сутками, располагаясь кто как мог, и ожидали очереди для отправки самолетом на Большую землю. Жара, полное безветрие, раненых так много, что медперсонал не успевал их обрабатывать. Раненые стонали, некоторые умоляли помочь им, облегчить страдания. Но часто не хватало даже воды для питья. И все это происходило под близкими разрывами снарядов крупного калибра». Иными словами, на аэродроме складывалась угнетающая атмосфера, постепенно приводившая всех присутствующих к мысли, что удержать Севастополь не удастся…
Главный же объем перевозок по-прежнему приходился на боевые корабли ЧФ. Прорываться им становилось все трудней и трудней. 20 июня в бухты Херсонеса прибыли подводные лодки «Щ-209» и «М-31», но итальянский торпедный катер потопил в районе Ялты возвращавшуюся в Новороссийск «Щ-214». 21-го прорвались эсминцы «Безупречный», «Бдительный», сторожевой корабль «Шквал», тральщики «Т-407», «Т-411» и несколько сторожевых катеров. Они доставили 836 солдат пополнения, 251 тонну боеприпасов, 38 тонн авиабензина и немного консервов. Только эсминцы на пути подверглись трем групповым атакам бомбардировщиков, в которых приняло участие около 30 машин, а при швартовке — обстрелу полевой артиллерии. Помимо подводных лодок в последующие дни в Севастополе ошвартовывались: 23 июня лидер «Ташкент» и эсминец «Безупречный», 24 июня ночью — эсминец «Бдительный», а вечером снова «Ташкент» и «Безупречный». Несмотря на то что корабли перевезли еще некоторое количество войск и снабжения, вечером 24-го Октябрьский докладывал в Москву:
«…3. На переброску поставлены боевые корабли: лидеры, миноносцы, БТЩ, СКА и ПЛПЛ.
Разрушенные городские кварталы и потопленные у причалов корабли — таким предстал Севастополь перед оккупантами (фото из альбома VIII авиакорпуса, посвященного взятию Севастополя).
Транспорты и крейсеры ходить в Севастополь не могут, некуда принимать для разгрузки. Вследствие невозможности приема кораблей в Северной и Южной бухтах используются бухты Камышовая, Казачья и Стрелецкая.
Строится пристань в районе ББ-35, но авиация противника не позволяет работать. Эти временные стоянки находятся под непрерывным обстрелом и бомбометанием противника, подход и разгрузка кораблей возможны только в темное время. Каждую ночь начали принимать 8—12 самолетов «Дуглас». Боевых сил очень мало, надежно прикрыть тыловой рубеж нечем. Перевозки сильно затруднены, причина всему — абсолютное господство авиации противника».
24 июня был доставлен 1871 солдат 142-й стрелковой бригады — последнего резерва. Правда, перевозка бойцов осуществлялась за счет боезапаса, которого СОР получил только 188 тонн. В ночь на 26-е в Севастополь на «Бдительном», «Шквале», тральщиках «Т-410», «Т-411» и «Т-412» прибыли еще 1100 человек личного состава 142-й бригады и 64 тонны боеприпасов. На последней военно-исторической конференции 1991 г., посвященной обороне Севастополя, мнения участников, включая самих ветеранов, относительно целесообразности перевозки 142-й бригады и маршевых пополнений после 20 июня 1942 г. разделились. Многие участники не без оснований считали, что незначительное количество людских резервов не могло повлиять на обороноспособность СОРа, но в то же время увеличивало число людей, обреченных на то, чтобы попасть «в лапы врагу». В то же время, несмотря на тяжелые потери войск Севастопольского района, там еще оставалось значительное количество бойцов, способных держать в руках оружие. Так, к началу штурма численность гарнизона СОРа определялась в 118 тысяч, а еще 9356 человек были доставлены в составе 138-й бригады и маршевых пополнений с начала штурма до 20 июня. С учетом того, что общие потери за этот же период составили от 24 до 25 тысяч человек, Приморская армия и размещенные в главной базе части ЧФ все еще располагали примерно 100 тысячами человек личного состава. Естественно, что убыль людей в пехотных подразделениях была гораздо больше, чем в тыловых и артиллерии, но при должной организации части первой линии можно было пополнить из местных резервов. И наоборот, потребность в боеприпасах ощущалась очень остро и покрывалась ежедневными поставками не более чем на 30% от требуемых 600 тонн. Увы, в условиях морской блокады командование СОРа не смогло правильно определить приоритеты в перевозках, в результате чего 24—26 июня получило не так уж и необходимую пехоту и минимум боезапаса.
Тем не менее в период подготовки к последней фазе штурма командование VIII авиакорпуса весьма ревностно отнеслось к последним перевозкам в Севастополь. Днем 26-го оно объявило им решительную войну. Оставшись недовольным действиями двухмоторных «юнкерсов», после очередного обнаружения советских кораблей, идущих курсом на Херсонес, фон Вильдт бросил против них «штуки» группы M/StG77 [уточнить номер — Прим. lenok555]. Вскоре из штаба группы доложили: «Восемь Ju-87 атаковали эсминец… Наблюдалось два прямых попадания. Эсминец затонул через две минуты. Решающее попадание, которое имело своим результатом разламывание корабля на две части, было достигнуто обер-фельдфебелем Хаугком (Haugk). Второго попадания добился штабс-фельдфебель Бартле (Bartle)». Так погиб эскадренный миноносец «Безупречный», который перевозил в Севастополь 320 бойцов 142-й бригады. Шедший вместе с ним лидер «Ташкент», уклоняясь от ударов противника, не смог никого спасти. Только на следующий день возвращавшиеся из главной базы подводные лодки смогли поднять на борт трех чудом уцелевших после гибели корабля моряков.
С разницей в несколько минут с потоплением «Безупречного» «хейнкель» из эскадрильи 2/KG100 юго-западнее Ялты уничтожил шедшую в надводном положении подводную лодку «С-32». Этот корабль перевозил в Севастополь более 6 тысяч минометных мин и 32 тонны авиабензина. Попадание авиабомб вызвало огромной силы взрыв, который наблюдался на расстоянии 20 миль с подводной лодки «Щ-212». Весь экипаж «С-32» — 48 моряков — погиб.
В ночь на 27 июня у причалов на мысе Херсонес смогли разгрузиться только лидер «Ташкент», тральщики «Т-401» и «Т-407». Немецкая авиация дала им решительный бой на обратном пути. С рассветом фон Вильдт бросил на корабли 40 двухмоторных и 21 одномоторный бомбардировщик из состава групп III/LG1, 1/KG100 и MI/StG77 [уточнить номер — Прим. lenok555]. Налеты на «Ташкент» начались в 5 часов утра. В течение трех часов лидер атаковали 86 самолетов (по советским данным; по-видимому, речь шла не о самолетах, а о количестве заходов на цель, поскольку один самолет мог атаковать корабль несколько раз). Они сбросили на него свыше 300 бомб. Умело маневрируя, командир «Ташкента» капитан 3-го ранга В. Н. Ерошенко сумел избежать прямых попаданий. Однако от близких разрывов корпус лидера оказался сильно поврежденным. Через три пробоины в первое котельное и румпельное отделения и в носовой отсек хлынула вода. Заклинило руль. Постепенно вода заполнила и смежные помещения — кубрики, погреба и кладовые. В затопленных помещениях погибли 50 человек, в том числе и часть трюмно-котельной группы, которая ценой собственной жизни смогла потушить котлы и тем самым предотвратить их взрыв. Корабль принял до 1000 т воды, что составляло 45% его водоизмещения. С большим дифферентом на нос, он продолжал следовать на восток со скоростью 12 узлов. Многие раненые пехотинцы, а также женщины и подростки, эвакуируемые из Севастополя (всего на лидере находилось 2100 человек раненых и эвакуируемых), ведрами и даже касками помогали бороться с поступлением воды. Все это делалось в темноте в полузатопленных и задымленных помещениях. Некоторые теряли сознание. Их выносили на палубу, но, придя в себя, они вновь включались в работу. В решающий момент над кораблем появилась пара Пе-2, вылетевших с аэродромов Кавказа. Немецкие бомбардировщики, атаковавшие до того небольшими группами, отказались от продолжения атак и покинули место боя. Вскоре на помощь поврежденному лидеру подоспели эсминцы «Сообразительный» и «Бдительный», спасательный корабль «Юпитер» и буксир «Черномор». В море «Бдительный» взял аварийный корабль на буксир, а «Сообразительный» снял с него 1975 раненых. Это позволило экипажу лидера шире развернуть аварийные работы и остановить затопление. В 20 часов лидер был введен в Новороссийск. Он стал последним крупным кораблем ЧФ, предпринявшим попытку прорваться в Севастополь.
Досталось и тральщикам. Каждый из них эвакуировал на своем борту по 230 раненых. В утренние часы их атаковали в общей сложности 25 бомбардировщиков, сбросивших 75 бомб. В наружной обшивке и надстройках «Т-407» впоследствии насчитали 800 осколочных пробоин, пострадали многие открыто расположенные устройства и механизмы. Корабль был вынужден стать в ремонт. Несмотря на это, в ночь на 29 июня в Севастополь прибыла другая пара тральщиков — «Т-410» и «Т-411». Они доставили в город 330 солдат маршевого пополнения и незначительное количество боеприпасов и продовольствия. Даже несмотря на то, что тральщикам и катерам все еще удавалось прорываться в осажденный город, никто уже не строил иллюзий относительно того, что удастся обеспечить снабжение гарнизона. Получалось, что, даже если бы Манштейн не стремился всеми силами овладеть последней линией советских позиций, гарнизон Севастополя все равно был обречен на падение — не на чем было доставить ему боеприпасы. Совершенно очевидно, что решающую роль в установлении морской блокады сыграла авиация противника. Это подтверждается телеграммой Октябрьского, направленной в адрес командования Северо-Кавказского фронта утром 27 июня:
«Докладываю: темп боевой работы авиации противника не снижается. Авиация противника ежедневно делает от 400 до 600 и более самолето-налетов по нашим войскам, батареям, КП, гавани, плавсредствам и т. д. Сбрасывается по 2500—4000 бомб в сутки. Войска, корабли, аэродромы продолжают выносить тяжелые удары с воздуха. Мы много потеряли ЗА, наши артзапасы для ЗА ничтожны. Нашей истребительной авиации нет. Таким образом, авиация противника последнее время работает совершенно безнаказанно, летает где угодно и как угодно. Сегодня авиация противника уничтожила еще один наш эсминец, шедший из Новороссийска в Севастополь с войсками 142-й стр. бригады. Изучив нашу систему движения кораблей, учитывая исключительно короткие ночи, отличные летные погоды, противник охотится за каждым нашим кораблем… Положение с питанием Севастополя исключительно напряженное, о чем прошу доложить Ставке. Севастопольскому гарнизону по самым голодным нормам при среднем напряжении боя нужно ежедневно подавать в круглых цифрах боезапаса 500 тонн, продовольствия 200 тонн, горючего 75 тонн. Мы же получаем последнюю неделю в среднем: боезапаса 100 тонн, продовольствия 40 тонн, горючего 30 тонн. Хуже всего дело обстоит с боезапасом. Продовольствие — подбираем все резервы… еще как-нибудь 10—15 дней протянем, с горючим перебои, потерпим.
Территория маленькая, еще уменьшилась. Нашей авиации противник своим артогнем не дает работать, горючее экономим, но боезапас нужен, из-за нехватки боезапаса кое-где пришлось отводить войска, в частности отошли с Федюхиных высот, нечем было отбиваться. Прошу:
1. Увеличить количество самолетов «Дуглас».
2. Дать самолеты Пе-2 для надежного прикрытия наших боевых кораблей, питающих Севастополь.
3. Оказать реальную помощь [в] борьбе с авиацией противника. Нанести ряд мощных ударов по его аэродромам.
4. Подать зенитных 37-мм автоматов, хотя бы два десятка.
5. Тов. Елисееву поставить на питание Севастополя все подводные лодки, в качестве пробы поставить на коммуникации 7—10 лучших моторно-парусных шхун, надежно оборудовав их в навигационном отношении. Увеличить зенитное вооружение.
Октябрьский. Кулаков».
Поскольку спустя три дня противник окончательно сокрушил нашу оборону, ничего из намеченных мероприятий осуществить не успели. Таким образом, здесь можно подвести итог снабжению Севастополя в течение последнего месяца обороны — июня 1942 г. В базу пять раз прорывались транспортные суда, 28 раз крейсера, лидеры, эсминцы и сторожевые корабли эскадры ЧФ, 20 раз — тральщики, 54 раза — подводные лодки. Вместе с транспортной авиацией они доставили защитникам Севастополя 23,5 тысячи пополнения (в том числе 138 и 142-ю стрелковые бригады) и около 11,5 тысячи тонн грузов (в том числе около 4,7 тысячи тонн боеприпасов). Оказались потерянными все четыре задействованных в перевозках транспортных судна («Абхазия», «Белосток», «Грузия» и танкер «Михаил Громов»), эсминец «Безупречный», подводные лодки «С-32» и «Щ-214», а лидеры «Ташкент» и «Харьков» получили серьезные повреждения. Блокадные мероприятия противника заставили с 19 июня прекратить снабжение Севастополя транспортами и крейсерами, с 27 июня — лидерами и эсминцами. Тем не менее даже в период, когда перевозки осуществлялись в примерном соответствии с планом, советскому командованию не удалось удовлетворить все заявки СОРа. Так, вместо 500—600 т боеприпасов средняя ежесуточная норма находилась на уровне 150—160 т. Ситуация приобрела характер замкнутого круга — не получившие необходимого количества снарядов севастопольцы не могли ни отразить наземные атаки противника, ни прикрыть разгружаемые в порту суда. Это, в свою очередь, снова вело к уменьшению количества доставляемых грузов, и так продолжалось, пока город не пал. Первоначальными же причинами неудовлетворения заявок являлись слабость советского транспортного флота на Черном море и целый ряд ошибок, допущенных командованием ЧФ и Северо-Кавказского фронта в организации снабжения, о чем мы подробно говорили во 2-й главе.
Вернемся к событиям, происходившим в эти дни в воздухе.
Таблица 3.12
ДОСТАВКА ГРУЗОВ В СОР (МАРТ — ИЮЛЬ 1942 Г.)
Число рейсов (самолето-вылетов) Доставлено в СОР ТР БК (только транспортные) ПЛ ВТА март 1942 12 Нет данных — — 3920 чел. 2510 т боепр. 1755 т прод. 470 т др. грузов 5290 т ГСМ 1600 т воды. Всего 11,6 тыс. т апрель 1942 7 Нет данных — — 6860 чел. 1341 т боеприпасов 5960 т продовольствия 342 т др. грузов + 472 м2 дров 4680 т ГСМ. Всего ок. 12,5 тыс. т май 1942 6 Нет данных 14 — 14 267 чел. 3024 т боеприпасов 4797 т прод. + 533 на ПЛ 432 т др. Всего 4377 т ГСМ + 210 т угля. Всего 13,6 тыс. т июнь—июль 1942 5 28 вместе с СКР + 20 ТЩ 66 (54 завершенных) 117 23,5 тыс. чел. Всего 11,3—11,9 тыс. т24 июня немцам не удалось перехватить в воздухе ни одного советского самолета. Поскольку действия наших штурмовиков на закате и рассвете все еще продолжались, 24—26 июня противник предпринял очередную попытку полностью уничтожить 3-ю ОАГ. 24 июня на аэродроме Херсонесский маяк взорвалось 18 авиабомб и 858 снарядов, 25 июня — 7 бомб и 890 снарядов, 26-го — 18 бомб и 245 снарядов. Ненамного легче пришлось авиаторам, базировавшимся на аэродроме Юхарина балка — там с 22 по 27 июня взорвалось 169 бомб и 1249 снарядов. И все-таки немецкие усилия не дали того результата, на который рассчитывали Манштейн и Вильдт. Потери на Херсонесе составили всего два И-15бис разбитыми и один СБ, два Як-1 и три И-15бис поврежденными, в Юхариной балке погибло по одному УТ-16, У-26 и С-2, а еще шесть легкомоторных самолетов получили повреждения. Кроме того, 26 июня один штурмовик разбился, зацепившись крылом за капонир, а «ишачок» сел в море из-за отказа мотора (пилот лейтенант Краснов спасен).
В тот день шесть Ил-2 и пять истребителей старых типов снова летали для нанесения ударов по войскам противника. Немцы ответили на это массированной бомбардировкой Херсонеса на следующие сутки. На летном поле взорвалось 422 авиабомбы и 215 снарядов, от которых погибли Ил-2 и МиГ-3, а еще три «ила», «як», «лагг» и УТ-16 получили повреждения. Кроме того, разбился еще один взлетавший Ил-2. Взлетная полоса на несколько часов оказалась выведена из строя, и ее удалось полностью восстановить только к концу ночи. Прикрывавший лунной ночью аэродром лейтенант Филатов доложил, что им в воздушном бою сбит «юнкерс», пытавшийся сбросить свой бомбовый груз на летное поле. Севастопольская авиагруппа все еще жила, но ее силы были на исходе. Свое последнее подкрепление в составе трех И-15бис она получила еще 21 июня.
«Херсонесская авиагруппа, — писал в своих мемуарах Михаил Авдеев, — быстро таяла. С каждым днем становилось меньше исправных самолетов. Раненых летчиков и механиков вывозили на Кавказ. Но аэродром все же жил и по ночам сильно досаждал противнику. Немцы, наконец, решили покончить с нами навсегда. Двое суток днем и ночью 25 и 26 июня они бомбили, обстреливали из пулеметов и пушек, забрасывали артиллерийскими снарядами мыс Херсонес.
А когда наступила короткая тишина и аэродромные команды выровняли летное поле, остатки штурмовиков и бомбардировщиков (автор ошибается, на самом деле вечером 26-го улетели только бомбардировщики. — М. М.) перебазировались на Кавказское побережье. Я и «король» воздуха (добродушное прозвище аса 6-го гиап лейтенанта Якова Макеева. — М. М.) провожали их далеко в море. Вернулись засветло. У опустевших капониров бродили «безлошадные» летчики. Оставшиеся вдруг без дела механики и мотористы упаковывали в ящики имущество и инструмент. Снимали с разбитых самолетов исправные детали. Они готовились к эвакуации по-солидному, старались не забыть здесь ничего, что могло бы еще пригодиться на другом аэродроме. Никто из них не подозревал, что через день-два сложится критическая обстановка и не будет возможности вывезти не только имущество, но и их самих…»
27-го было принято решение передать оставшиеся истребители в 9-й и 45-й иап, а личный состав остальных частей вывезти на «большую землю». Пока же остававшиеся силы принимали участие в штурмовых ударах. Утром и вечером 28-го участие в них приняли четыре Ил-2, такое же число И-16, два И-15бис и один И-153. Из вечернего вылета не вернулся И-153 лейтенанта Семкина, кроме того, садившийся на Херсонесе вечером СБ Кавказской авиагруппы был разбит артиллерийским огнем.
Тем временем Манштейн готовил новый и на этот раз действительно последний штурм позиций СОРа. В своих мемуарах он писал:
«Таким образом, к утру 26 июня в руках 11–й армии оказался почти весь внешний обвод крепости. Противник был отброшен внутрь крепости, северную часть фронта которой образовывали крутые высоты по южному берегу Северной бухты, в то время как ее восточный фронт проходил от высот Инкермана через Сапунские высоты до скал в районе Балаклавы.
Командование армии должно было решить задачу — как прорвать этот внутренний пояс крепости. Не было никакого сомнения в том, что противник и дальше будет продолжать ожесточенное сопротивление, тем более что он, согласно заявлениям своего штаба фронта, не мог рассчитывать на эвакуацию с полуострова.
С другой стороны, нельзя было не признать, что даже если резервы противника и были в основном израсходованы, то и ударная сила немецких полков была на исходе.
В эти недели я ежедневно, до и после обеда, находился в пути: в штабах корпусов, у артиллерийских командиров, в дивизиях, полках, батальонах и на артиллерийских наблюдательных пунктах. Поэтому я слишком хорошо знал, как обстояло дело в наших частях и соединениях. Полки насчитывали по нескольку сот человек. Мне припоминается донесение одной снятой с переднего края роты, боевой состав которой исчислялся одним офицером и восемью рядовыми. Как можно было с этими растаявшими частями и подразделениями завершить бой за Севастополь, когда 54-й армейский корпус стоял перед Северной бухтой, а 30-му армейскому корпусу предстояли тяжелые бои за захват позиций на Сапунских высотах?»
После некоторых колебаний немецкий командующий принял следующий план действий: не производя перегруппировки сил, что неизбежно вызвало бы задержку в сроках развития наступления, нанести два удара: 30-м корпусом на высоты Сапун-горы в лоб, а 54-м корпусом в тыл, переправив часть его сил на штурмовых лодках через Северную бухту. Начало штурма наметили на утро 29 июня.
В своих мемуарах германский командующий выдает идею удара через бухту за дерзкий и гениальный план. «Как можно было преодолеть широкую морскую бухту на штурмовых лодках на виду хорошо оборудованных и оснащенных высот южного берега? — писал он. — Как можно было вообще доставить на берег штурмовые лодки через обрывистые скалы, погрузить в них войска, когда имелось всего несколько глубоких ущелий, через которые был возможен доступ к берегу? Ведь противник с южного берега мог, разумеется, просматривать и держать эти выходы под огнем! Все же именно потому, что атака через бухту Северная казалась почти невозможной, она будет для противника неожиданной, а это могло содержать в себе залог удачи». Знакомство с материалами советской стороны однозначно свидетельствует: она предусматривала возможность подобного развития событий и выделила для обороны южного берега бухты максимально в той обстановке возможное количество войск. Правда, они, как и все остальные войска СОРа, были сильно истощены предшествующими боями и крайне нуждались в боеприпасах. Был и еще один момент, о котором Манштейн «постеснялся» написать. Не надеясь, что удастся достигнуть внезапности, он решил подстраховаться мощнейшей артиллерийской и авиационной поддержкой наступления, которая по своей интенсивности не уступала той, что велась в первые дни штурма. На протяжении всей ночи на 29 июня самолеты VIII авиакорпуса без остановки бомбили Севастополь и позиции на южном берегу бухты, отвлекая внимание защитников и заглушая шумы подготовки десанта на северном берегу. В два часа ночи под прикрытием дымовой завесы началась переправа передовых эшелонов 22 и 24-й пехотных дивизий. Одновременно с этим по южному берегу был открыт массированный артиллерийский огонь. Из-за плохой видимости, искусственных дымов и пожаров на южном берегу советская артиллерия не смогла вести огонь прямой наводкой, а была вынуждена ограничиться заградительной стрельбой по рубежам. В этих условиях большинство немецких шлюпок целыми достигли южного берега. В ожесточенном бою немцам, к которым постоянно через бухту прибывали все новые подкрепления, удалось овладеть несколькими плацдармами между восточной окраиной города и линией фронта. С рассветом начались атаки на Сапун-гору. Им предшествовала полуторачасовая артиллерийская и авиационная подготовка. По воспоминаниям генерала Жидилова, немецкая артиллерия и авиация нанесли обороняющимся огромные потери, нарушили связь между частями и подразделениями на всех уровнях. О том, что творилось в воздухе, можно понять из воспоминаний командира резервной группы (Erganzungsgruppe) эскадры StG77 капитана Герберта Пабста (Pabst):
Данный текст является ознакомительным фрагментом.